Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Гапоненко Александр 2019
Писатель Иван Андреевич Хворостинин
Икона-мощевик из ковчега кн. Ивана Хворостинина
Двоюродный брат Авдотьи Иван, прозывавшийся по отцу Старковским, вырос под сильным духовным влиянием отца Иллиодора. Священник часто гостил в хоромах у его двоюродной сестры и подолгу разговаривал там с пытливым подростком. Он рассказывал ему об исихазме, исповедуемом афонскими монахами, учил тому, что все материальное бренно, что после человека остаются только его духовные деяния, а не накопленные богатства.
Эти разговоры побудили молодого Ивана много читать, размышлять о Боге и месте человека в мире. Священник научил мальчика латинскому и греческому языкам, давал читать написанные на них книги. Иллюстрации из этих книг стали для юноши окном в иной — европейский духовный мир.
Иван присутствовал при спорах, которые вели между собой отец Иллиодор, зодчий Федор Конь, художник Прокопий Чирин, сочинитель музыки и песен Федор Крестьянин и понял, что можно заимствовать духовные достижения западного мира, оставаясь при этом русским. Так же, как его дядька Дмитрий Иванович заимствовал военно-технические достижения европейцев для борьбы с врагами русского народа.
Будучи членом служилого княжеского рода, Иван в 15 лет стал военным. Он начал быстро двигаться вверх по карьерной лестнице. Наследственные таланты и удача сопутствовали ему, и скоро Борис Годунов пожаловал его чином окольничего. Похоже, что и тетка Авдотья приложила руку к присвоению Ивану высокого чина.
После смерти Годунова Иван Андреевич служил, как и все, при дворе царя Дмитрия, приглашенного московскими боярами на царствование. То, что это был беглый монах Гришка Отрепьев, князь тогда не ведал.
Царь Дмитрий, вошедший в истории, как Лжедмитрий I, планировал присоединить к Московскому царству Азов и назначил Ивана Андреевича руководителем похода на эту турецкую крепость, пожаловал при этом ему чин кравчего.
Боярин Василий Иванович Шуйский, свергнувший вскоре Лжедмитрия I, отправляет Ивана Андреевича в ссылку в Иосифо-Волоколамский монастырь. Новый правитель опасался князя Ивана Хворостинина, в распоряжении которого находились большие воинские силы, собранные для похода на Азов. Формальным основанием для ссылки Ивана Андреевича объявляется излишняя близость к самозванцу и нестойкость к латинской ереси.
«Нестойкость» князя выражалась в том, что он принял от самозванца дорогой дар: картину Ганса Крелла «Битва под Оршей». Картина была написана в манере знаменитого немецкого художника Лукаса Кранаха Старшего и на ней изображалась битва между польско-литовской и русской армиями. Битва была показана художником с высоты птичьего полета, очень реалистично. По желанию заказчика, князя Константина Острожского, поляки и литовцы, которыми князь руководил в этой битве, изображалась на полотнище более привлекательными, чем русские воины.
В кругу знакомых Иван Андреевич как-то заявил, что надо не запрещать такого рода картины, а учиться писать свои, изображая на них русских воинов в благоприятном свете. Для этого нужны такие умные заказчики, как князь Константин Острожский. Этого приватного заявления было достаточно для того, чтобы, по доносу, попасть в ссылку в монастырь на семь долгих лет.
За время ссылки в жизни страны и жизни многих близких Ивану Андреевичу людей произошли большие перемены.
В стране началась гражданская война, получившая название Смута. Бояре попытались вернуть себе неограниченную власть, вырванную у них из рук царем Иваном Васильевичем. Реставрации старых порядков стали противиться дворяне, дьяки, посадские, черносошные крестьяне, казаки, набравшие к этому времени силу.
Шуйский пытался балансировать между интересами всех этих социальных слоев. Положение дел усугубилось вмешательством во внутренние русские дела поляков. Появляется поддерживаемый официальной Варшавой Лжедмитрий II, потом другие самозванцы.
Для борьбы с польскими интервентами Шуйский прибегает к помощи наемного шведского войска. Но шведы требуют за силовую поддержку большие деньги и передачу в собственность огромного Корелского уезда на севере страны — территории, открывающей выход к Балтийскому морю.
Как поляки, так и шведы грабят, творят насилия, убивают русских людей. Шуйский перестает контролировать ситуацию в стране.
Чтобы удержаться у власти, Василий Иванович расставляет на ключевые посты в государстве своих близких родственников. Однако большинство из них оказывается людьми слабыми, в полководческих делах неискушенными. Они неоднократно терпят поражения то от поляков, то от взбунтовавшихся дворян, холопов, крестьян и казаков.
Исключением среди родственников-назначенцев Василия Ивановича оказывается его двадцатилетний племянник Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Он мобилизует на свою поддержку население севера Московского царства и успешно ведет при их помощи борьбу с польскими интервентами. При этом молодой полководец активно использует те военные знания, которые получил под руководством своего наставника — Григория Прусса.
Полки Михаила Васильевича в борьбе с поляками взяли на вооружение тактику использования небольших гуляй-городков, которые получили в то время название «острожки». В них молодой полководец укрывал своих стрельцов и легковооруженных всадников от атак латной польской конницы. Поляки несли большие потери от много меньших по численности русских отрядов.
Престарелый Григорий Прусс обучил также один из отрядов русских дворян Михаила Васильевича тактике «коловратного» ведения кавалеристского боя. Отряд этот был числом всего в три сотни, поскольку большее число воинов вооружить седельными пистолетами не удалось, но он использовался молодым полководцем в решающих сражениях и часто определял исход всего дела.
Под стать Скопину-Шуйскому в сражениях с интервентами оказался только воевода Михаил Борисович Шеин. Он сумел организовать оборону Смоленска от многократно превосходившей по численности его гарнизон польской армии.
В ходе обороны города, осаждавшие попытались сделать подкоп под его мощные каменные стены. Подкоп проходил, как раз напротив подземного хода, о котором полякам рассказал в свое время беглый ключник Паисий. Сын сотника Юрия Нечаева — Иван, служивший пушкарем в Смоленске, придумал тогда такую хитрость. В подземный ход была опущена короткоствольная турецкая пушка без лафета и из нее сделано несколько выстрелов по ведшим подкоп врагам. Три сотни поляков оказались навсегда погребенными под глинистой смоленской землей. Это был первый в военной истории случай применения пушки в подземной войне.
Спустя полсотни лет этот эпизод подземной войны послужил основанием для выбора в качестве герба города Смоленск изображения пушки без лафета. На гербе над пушкой поместили белую птицу. Это был посланный Дмитрием Ивановичем Хворостининым почтовый голубь, предупредивший жителей города о приближении отрядов ногаев во время похода Девлет-Гирея. Голубя изобразили без ног, поскольку к ним были привязаны записки, и он не мог самостоятельно стоять. Того, прилетевшего из-под Калуги голубя-почтаря, лежащим на земле обнаружила Авдотья Полякова, о чем и рассказала своему двоюродному брату и другим знакомым.
Герб Смоленска остался до сих пор неизменным, но смысл изображенных на нем символов потомками оказался утерянным.
Смоленск русским войскам пришлось в той войне, в конце концов, оставить, но задержка основных сил поляков под ним на двадцать месяцев помогла выиграть Московскому царству важный этап борьбы с польскими захватчиками.
В марте 1610 г. Скопин-Шуйский снял блокаду польских войск со столицы. Благодарные москвичи чествовали молодого полководца как победителя и прочили ему московский престол. Его нерешительный и малоспособный дядька, Василий Иванович, больше уже никого из москвичей не устраивал.
Тут на исторической сцене вновь появляется наша старая знакомая — Екатерина Григорьевна, в девичестве Скуратова-Бельская. Она решает еще раз попробовать провести своего мужа на царский престол. Отцовская наследственность не давала покоя жене брата царя. Реализовать план захвата власти Дмитрием Ивановичем Шуйским очень мешал Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.
Будучи крестной матерью у сына князя Ивана Михайловича Воротынского — Алексея Ивановича, Екатерина Григорьевна приглашает молодого полководца стать крестным отцом младенца. На пиру по поводу крестин она подает чашу с вином Михаилу Васильевичу. От выпитого вина молодой воевода почувствовал себя плохо, во рту началось жжение, носом пошла кровь. Вскоре воевода в муках умирает.
Престарелый Григорий Прусс оставался вместе со своим воспитанником до последней минуты его жизни. После похорон молодого полководца никто уже не слышал о судьбе последнего представителя рода пруссов.
Лишившись единственного талантливого полководца в своем окружении, царь посылает сражаться с наступающими на столицу войсками короля Сигизмунда III своего брата — Дмитрия Ивановича. Однако тот позорно проигрывает полякам битву при Клушине.
В Москве после этого поражения вспыхивает народное восстание. Василия Ивановича в ходе этого восстания свергают с престола и выдают вместе с братьями полякам.
Польский король заставляет Василия Ивановича, Дмитрия Ивановича и Ивана Ивановича Шуйских поклясться ему в верности. Однако после этого все равно отправляет их всех в заключение в Гостынский замок. Вместе с братьями в заключение попадает и Екатерина Григорьевна Шуйская, про роль которой в устранении Скопнина-Шуйского все, даже поляки, догадывались. Вскоре все Шуйские умирают в Гостынском замке при невыясненных обстоятельствах.
Жена Василия Ивановича, Мария Петровна Шуйская остается в Москве, но ее насильно постригают в монахини. Под именем Елена она поступает в Вознесенский монастырь под присмотр игуменьи Леониды. По иронии судьбы арестовывает опальную царицу муж ее сестры, тоже Марии, Иван Михайлович Воротынский.
После свержения Шуйских власть в стране переходит к группе наиболее знатных бояр, так называемой Семибоярщине. Эти бояре, опасаясь народного гнева, пускают в Кремль большой отряд поляков. Среди семи бояр, захвативших власть в стране, оказывается и князь Воротынский.
Однако вскоре Иван Михайлович ссориться с другими боярами-заговорщиками и переходит на сторону патриарха Гермогена, который шлет письма русскому народу, в которых призывает стоять за православную веру и изгонять поляков из страны. Гермогена поляки за эти письма отправляют в тюрьму.
Иван Андреевич Хворостинин, вернувшийся после изгнания Шуйских из долгой ссылки, подключается к тем политическим силам, которые стояли за самостоятельное развитие русского народа. Он вновь оказывается в гуще событий.
Когда к Москве стали подходить войска нового польского претендента на престол — Лжедмитрия II, игуменья Леонида помогла Ксении Годуновой, на тот момент монахине Ольге, перебраться в Троице-Сергиев монастырь. Бежать дочери Бориса Федоровича в безопасное место поспособствовал отец Иллиодор. Вместе с ними в подмосковном монастыре укрывается Иван Андреевич Хворостинин, над которым нависает угроза ареста поляками.
В Троице-Сергиевом монастыре наши герои проводят вместе почти полтора года. Все это время монастырь выполняет роль важного опорного пункта в системе обороны Московского царства от польских интервентов.
Иван Андреевич сражается на стенах и башнях этой православной обители. Бывшая царица Ирина и Иллиодор подбадривают участников обороны, среди которых были не только стрельцы, но и монахи — выходцы из числа детей боярских, а также крестьяне из столичной округи.
Иллиодор и князь Хворостинин помогают распространять из монастыря письма патриарха Московского и всея Руси Гермогена к русскому народу.
Здесь, в Троице-Сергиевом монастыре Иллиодор написал летопись событий Московского царства. В ней был большой раздел, посвященный опричнине. Описывалась в летописи битва при Молодях, роль в ней отдельных воевод, о том, как был построен и использовался гуляй-город. Были в летописи также рассказы о судьбах многих тысяч русских пленников, которые томились в татарском плену, об их продаже в Кафе туркам, венецианцам и генуэзцам, о притеснениях султаном Селимом II православных в Османской империи и о бедственном положении Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне. Заканчивался труд Иллариона разделом, в котором описывались события из жизни Бориса Годунова и Василия Шуйского, и польской оккупации.
Эту, последнюю часть рукописи потом опубликовал келарь монастыря Авраамий Палицын под названием «Сказание о осаде Троицкаго Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах». Сказанием этим зачитывались русские люди на протяжении следующих двух сотен лет. Раздел же рукописи посвященный истории опричнины и битве при Молодях бесследно пропал. Больше всего в сокрытии правды были заинтересованы остававшиеся у власти бояре, роль которых в событиях тех лет была крайне неприглядна.
Иван Андреевич, воодушевленный примером своего духовного наставника, тоже стал описывать события, свидетелем которых он был. Из-под его пера вышла повесть «Словеса дней, и царей, и святителей московских еже есть в России». Главным действующим лицом этой повести стал патриарх Гермоген, который не поддался угрозам поляков предать его смерти, если не призовет русских ополченцев отойти от Кремля, в котором укрылись оккупанты.
В ответ на эти угрозы поляков Гермоген отвечал:
— Что вы мне угрожает? Боюсь одного Бога. Если вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за Православную веру.
Поляки, так и не сломив дух патриарха, уморили его голодом в темнице.
Повесть князя Ивана Хворостинина о духовном подвиге Гермогена разошлась в рукописных списках по Москве и воодушевила горожан на восстание против поляков не в меньшей степени, чем сами письма патриарха. Первыми в набат ударили прихожане на звоннице храма во имя Илии Пророка, настоятелем которого был когда-то отец Иллиодор.
Верно, под влиянием повести Ивана Андреевича, купец Конон Полесский послал Петра Старого со всеми капиталами в Нижний Новгород продолжать вести торговые дела и служить русскому народу. Вторым воеводой в этом городе служил тогда, знакомый нам по сражению при Молодях дворянин Андрей Семенович Алябьев.
Петр Старый помогает Алябьеву сформировать и профинансировать Первое земское ополчение, которое выступало против поляков вместе с частями Михаила Федоровича Скопнина-Шуйского. В рядах этого ополчения служил и смоленский стрелец Иван Нечаев.
Потом Петр Старый и Андрей Алябьев участвуют в формировании Второго земского ополчения. Они играли в его создании ту же роль, что и купец Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский, но не оставили такого глубокого следа в письменной истории отечества.
В 1613 г. Земский собор выбрал нового царя — Михаила Федоровича Романова.
Иван Андреевич Хворостинин возвращается после этого на военную службу и воюет с татарами на южных рубежах отечества.
По итогам военного похода 1618 года царь жалует воеводу за успешную службу «у стола серебряным кубком и шубой в 160 рублей».
Военные успехи князя вызывают зависть у других придворных. Для того чтобы отстранить Ивана Андреевича от царя, придворные интриганы опять обвиняют князя в «еретичестве», в том, что он «пристает к польским и литовским попам и полякам, заводит у себя латинские книги и образа, почитая их наравне с образами греческого письма».
По приказанию царя Михаила Федоровича и его отца патриарха Филарета в доме князя проводят обыск, в ходе которого изымают «литовские образа и книги».
Картину «Битва при Орше» за время нахождения князя в ссылке, украли из его дома поляки и увезли к себе в Варшаву. Поэтому при обыске конфискуют только списки с двух икон, почитаемых православными в Литовском княжестве.
Одной из конфискованных была икона, привезенная князем Ольгердом Гедиминовичем из Херсонеса в XIV веке и известная, как Корсунская Богоматерь. Она первоначально помещалась в православном храме Святой Троицы, а затем была перенесена в часовню над Русской башней. Вслед за переименованием башни в Остробрамскую во время гонений на все православное и русское в Литве, икона стала называться Остробрамской.
Другой была икона Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия — православных литовцев, живших при дворе князя Ольгерда Гедиминовича. Списки с этих икон были сделаны жившим в Литве русским художником, но он уже не владел родным языком и подписал их на польском.
Из книг, хранившихся дома у Ивана Хворостинина, при обыске забрали «Песнь Песней царя Соломона», изданную в Польше Франциском Скориной. Эту книгу евреи запрещали читать тем мужчинам, которые не достигли тридцатилетия. Священники, которым проводившие обыск стрельцы показали эту книгу, запретили ее читать православным вообще. Особо их возмутил VII псалом:
«Как прекрасны твои ноги в сандалиях,
знатная дева!
Изгиб твоих бедер как обруч,
что сделал искусник,
Твой пупок — это круглая чашка,
полная шербета,
Твои живот — это ворох пшеницы
с каёмкою красных лилий,
Твои груди как два олененка,
двойня газели».
Иван Андреевич после этого обыска ждал, когда его арестуют и опять отошлют в ссылку. В один из дней ожидания он пошел попрощаться с отцом Иллиодором, который так и остался жить в Троице-Сергиевом монастыре после освобождения его от осады, а в последнее время сильно болел.
Между находящимся при смерти Иллиодором и его духовным сыном произошел следующий разговор.
— Иван Андреевич, скоро я отойду в вечные Божьи селения. В жизни я не выполнил одно поручение настоятеля афонского монастыря — не вручил московскому царю мощи из Древа Креста, на котором был распят Спаситель. Условием передачи мощей была помощь царя в восстановлении духовного хранилища православных ценностей — Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне.
Отец Иллиодор достал из лежащей у него под головой старой холщовой сумки сверток и развернул невзрачную тряпицу.
Перед глазами князя предстал небольшой наперсный шестиконечный деревянный крест со вставленными в него тремя кусочками мрамора.
Иван Андреевич принял из рук священника реликвию и поцеловал ее. Когда князь прикоснулся губами к кресту, он почувствовал, что от него исходит невидимая, но мощная сила.
— Что мне делать с этой реликвией, отче? — спросил князь.
— Передашь этот крест-мощевик царю Михаилу Федоровичу. Я узнал, что он взял под свое покровительство Свято-Пантелеймонов монастырь — выдает жалование на содержание обители и разрешает афонским монахам собирать по Руси деньги на ее поддержку. Отныне эта реликвия будет помогать роду Романовых во всех делах, связанных с сохранением православной веры и ее носителя — народа русского.
Отец Иллиодор счастливо улыбнулся, перекрестил своего ученика двумя почти белыми перстами и затих. Душа его мирно отошла к Богу.
Иван Андреевич пошел после этой встречи к царю и передал ему крест-мощевик. Реликвия была при этом вложена князем в специально заказанное им деревянное резное хранилище, которое потом так и назвали — ковчег князя Ивана Хворостинина. На крышке ковчега, покрытого парчой, игуменья Леонида, его тетка, вышила золотом образа святых Константина и Елены, поклоняющихся Истинному кресту. Обрамлен этот сюжет был растительным орнаментом, который когда-то княжна Анастасия усмотрела в книгах своего отца Ивана Михайловича Хворостинина.
Патриарх Филарет, реально правивший Московским царством вместо недалекого сына Михаила, сразу понял значение подарка князя Хворостинина. Его «еретические» грехи были после этого немедленно забыты.
Крест-мощевик, переданный Иваном Михайловичем патриарху Филарету после этого стал обязательным атрибутом церемонии помазания на престол русских царей. Первым царем, который был им благословлён, стал Алексей Михайлович Романов.
Однако недоброжелатели не унимались, и снова написали царю, что князь Иван Хворостинин с «еретиками знается и ереси перенимает», даже «запрещает своим крестьянам в храмы ходить на службы» и над православной верой «надсмехается».
Эти клеветнические измышления послужили поводом ко второй ссылке Хворостинина в Кирилло-Белозерский монастырь. Там он оказывается под надзор «доброго» и «житьем крепкого старца». Князю запрещают выходить из монастыря и с кем-либо видеться и переписываться.
В ссылке Иван Андреевич пишет первый русский стихотворный трактат: «Изложение на еретики-злохульники». В нем князь старается изложить свое видение живой православной веры, выступает против влияния на нее католицизма и различных ересей. Помогает князю выстоять в тяжелый момент его жизни переданное ему отцом Иллиодором убеждение в том, что подлинная вера позволяет «поднять гору и ввергнуть ее в море».
По истечению года, патриарх Филарет разбирается в деле «еретика» Ивана Хворостинина и его возвращают в Москву, восстанавливают «во дворянах по-прежнему». «Песнь Песней царя Соломона» реабилитируется и открывается для прочтения православным.
Однако здоровье князя Хворостинина к этому времени оказывается подорвано неправедными преследованиями и тягостями жизни на Севере. Вскоре он скончался, приняв пред смертью монашество с именем Иосифа.
Кто знает, если бы Иван Андреевич остался жив и творил дальше, то может быть и не закоснела вера многих иереев и не случился бы в скором времени на Руси церковный Раскол.