Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Гапоненко Александр 2019

Семья Хворостининых

Свадебная трапеза. Миниатюра XVI века

На следующий день Данила Черкашенин явился на прием к царю в Золотой дворец. Подходящей к случаю одежды у него не было, и Хворостинин дал будущему зятю свой старый кафтан красного цвета, с золотыми шнурами. Кафтан казаку был немного велик и висел на Даниле мешком, но искать новый было некогда, да и негде. Одежду на прокат в те далекие времена не выдавали.

Иван Васильевич попросил казака сослужить ему службу: поехать в Азов к туркам и провести с ними переговоры об обмене высокопоставленных пленных турок и татар — Мехмед-аги, Дивей-мурзы, принца Шардана, глав ряда знатных татарских родов на русский полон.

О заинтересованности в такого рода обмене Девлет-Гирей уже писал царю, особо интересовался судьбой своего шурина Дивей-мурзы. Однако для Московского царства разбитый в бою крымский хан сейчас был менее интересен, чем турецкий султан и переговоры решили вести с ним. К тому же, с турками было легче договориться об обмене, поскольку татары обычно запрашивали за пленников цены в десять-двадцать раз выше тех, по которым сами могли продать их на рынке в Кафе.

По замыслу царя, атаман Михаил Черкашенин со своими казаками должен был сопровождать Даниилу до Азова и держать у себя именитых пленников, пока сын ведет переговоры об их обмене. Царь дал Даниле с собой охранную грамоту к турецкому султану.

Дивей-мурзу царь решил пока подержать у себя в плену и попытаться склонить пойти к нему на службу. Татарского военачальника даже держали поэтому не в тюрьме, а отправили в маленький городок на севере страны на вольное поселение.

Данила вернулся с приема у царя в дом купца Полесского и поведал о состоявшемся во дворце разговоре на семейном совете.

— Я поеду с тобой в Азов, — сразу же сказала Анастасия, узнав о полученном ее женихом от царя задании. — Разлука с тобой будет для меня невыносима.

— Любовь моя, — ответил Данила, — меньше всего на свете я бы хотел расставаться с тобой. Только полученное мною задание очень опасно. Турки или татары могут силой захватить тебя в Азове, а потом шантажировать меня, чтобы добиться для себя более выгодных условий обмена пленных.

— Я возьму с собой ханский лук и стрелы и буду отбиваться от врагов. Ведь я и раньше могла постоять за себя, — не унималась Анастасия.

— Послы, а тем более с царскими охранными грамотами, никогда не берут с собой своих родственников во вражеские станы, — веско сказал свое слово Дмитрий Иванович.

— А если я поеду с отцом Данилы? Ведь он не позволит никому обижать меня? Я же буду ближе к мужу, и у меня будет спокойнее на сердце, — продолжала настаивать княжна. — Он меня в татарском плену не бросал, как я ему могу оставить теперь одного?

— Казакам не позволительно брать с собой женщин, даже родственниц. Атаман не может отменить этот обычай, — отнекивался Данила. — Тебе надо будет подождать меня здесь, в Москве. Я постараюсь как можно быстрее выполнить задание царя и вернуться.

— Данила верно говорит, сестра. Наша мужская доля служить, а ваша, женская доля — ждать нас со службы, — сказал свое последнее слово Хворостинин. — Когда тебе надо ехать в Азов, Данила?

— Иван Васильевич сказал, что вызвал отца в Москву за инструкциями и забрать пленных татар. Он с отрядом сейчас стоит под Серпуховом и должен приехать через неделю.

— Хорошо, — сказал Хворостинин. — Дождемся атамана Черкашенина и обвенчаемся сразу двумя парами: мы с Евфросинией, и Анастасия с Данилом. Конон как раз закончил ремонт храма, в нем и проведем обряд.

Купец Конон сделал Хворостинину подарок еще до свадьбы. Он заказал молодому иконописцу Прокопию Чирину написать портрет воеводы. Когда иконописец пришел в хоромы купца с загрунтованной доской, кистями и красками Дмитрий Иванович долго отнекивался, ссылаясь на то, что он не святой и не царь, а потому с него портрет писать негоже.

Конон уговорил Хворостинина позировать Чирину, только приведя довод, что царь Иван Васильевич после покорения Казани тоже заказал митрополиту Афанасию икону и на ней были изображены не только святые и цари, но и князья, простые воины, причем не только павшие, но и живые. Картина эта называлась «Благословенно воинство Небесного царя» и главной ее идеей было увековечить облик людей, которые, не щадя жизни бились за православную веру.

Через неделю портрет Дмитрия Ивановича был готов. Воевода был изображен на нем во весь рост, в доспехах и с мечом, возносящим благодарность Богородице за то, что она даровала победу. Лицо князя на портрете выглядело усталым, но радостным, будто он только что покинул поле битвы.

К окончанию работы Прокопия Чирина в Москву приехал отец Данилы. Он очень обрадовался тому, что его сын женится и их род продлится.

Донской атаман был так же невысок ростом, худощавого телосложения и столь же неутомимо активен, как и его сын. Ему перевалило за пятьдесят, но выглядел он моложаво. Михаил легко сходился с людьми и в общении был очень приятен.

Атаман Черкашенин поселился с будущими родственниками в хоромах у купца Никона. Здесь он быстро сошелся со всеми, особенно со своей будущей невесткой Анастасией.

Венчание в семье Хворостининых проходило в церкви пророка Илии, и службу вел отец Иллиодор, ставший их семейным священником.

Перед венчанием пары неделю постились, потом Иллиодор провел «обыск», то есть расспросил, не состоят ли жених и невеста в кровном родстве или кумовстве — духовном родстве, нет ли иных препятствий к браку. Таковых препятствий у венчающихся пар не оказалось.

Женихи и невесты рано поутру приехали в маленький уютный храм пророка Илии и вошли в него с пением молитв. Храм был прямоугольной формы, без опорных столбов, с тремя апсидами с престолом в каждой, крестно-купольной крышей и тремя куполами — одним большим посередине и двумя поменьше, над боковыми апсидами.

Во время входа в храм перед каждой парой посаженные несли иконы Спасителя и Богородицы, которые должны были стать их семейными реликвиями.

Первым совершали обручение Данила и Анастасия. Им священник вручил горящие свечи и прочитал соответствующие молитвы. Затем Иллиодор надел паре перстни на безымянный палец правой руки.

Вслед за обручением сразу шло венчание. Теперь на невесту надели маленькую полотняную шапочку — повойник, а поверх нее повязали платок. Это означало, что она вступает в семейную жизнь и впредь должна ходить на людях всегда в платке.

Затем обручили Дмитрия Иванович и Евфросинью.

Иллиодор поставил пары перед аналоем, на котором лежало Святое Евангелие, и стал читать молитвы. Он молил Всевышнего даровать супругам жить в мире и единстве, в долгоденствии, поминал родителей жениха и невесты, ибо молитвы родителей утверждают основание домов.

Взяв в алтаре с престола сразу четыре венца, Иллиодор вынес их и благословил мужей и жен, моля Господа славою и честию венчать их. Муж и жена становились после этого таинства как бы царями дома, всего будущего потомства, обязались пользоваться этой властью разумно и во благо для всех.

Затем иерей вынес две стеклянные чаши с вином и трижды подал пить каждой паре свою, в знамение единения в Боге.

Отныне во все время последующей супружеской жизни всё у них должно быть общее: одни желания и намерения, — и всё они должны делить между собой пополам, — и счастье и несчастье, и радости, и скорби, и труды, и покой, и подвиги и венцы за подвиги.

Стеклянные чаши после этого здесь же, в храме, были разбиты, дабы более никто никогда не пил из них.

Накрыв соединённые руки сначала одной, а затем другой пары епитрахилью, священник трижды обвел их вокруг аналоя. При этом церковный хор пел «Святии мученицы», напоминая брачующимся о подвигах святых, претерпевших мучение и смерть ради выполнения заповедей Божиих.

Затем священник развернул молодых лицом к находящимся в храме людям и прочитал наставление о благочестивой супружеской жизни. После этого Иллиодор снял венцы с головы женихов и невест и провозгласил многолетие новобрачным, после чего они приложились к принесенным в храм иконам.

Наконец Иллиодор поздравил новобрачных, а они поздравили друг друга и, обратившись лицом на запад, стали принимать поздравления от гостей.

После венчания в церковной сторожке невестам заплели две косы и уложили их вокруг головы — «окрутили молодых по-бабьи». Тут же разломили хлеб над головами молодых, и каждый из них должен был хранить этот разломленный хлеб, как и венчальные свечи, до конца его жизни.

Молодые с гостями поехали в дом Конона на свадебный пир. Зовя в церкви гостей на пир, перед этим молодые кланялись им в ноги, стараясь сделать это одновременно, чтобы жить дружно.

Из-за того, что Михаил Черкашенин с сыном предстояло скоро уезжать, свадьба длилась не три, как обычно, а только два дня.

В хоромах у Конона в первый день накрыли прямой, угловой и кривой свадебные столы.

Приехавшие гости рассаживались за столом по старшинству — мужчины с одной стороны, женщины с другой.

Молодые сидели посередине прямого стола. Евфросиния была уже на шестом месяце беременности, что было сильно заметно даже под красным свадебным платьем с широким подолом, но она ничуть не стеснялась своего положения. Дмитрий Иванович, сидевший рядом, всячески выказывал жене свое внимание. Данила сидел рядом с Анастасией, был все в том же красном кафтане с чужого плеча, но тоже нимало не стеснялся своего внешнего вида. По обычаю, в начале пира молодые ничего не ели и не пили.

В честь молодых родственники и гости произносили поздравления и пожелания, дарили им подарки. Молодожены одаривали подарками гостей.

Анастасия одарила отца Данилы саадаком с луком и стрелами, который принадлежал Девлет-Гирею. Она называла его батюшкой и низко кланялась в ноги. На шее у нее, поверх свадебного платья было надето то самое серебряное монисто, которое она привезла из полона. При поклонах гостям монисто радостно звенело.

На венчание в храм, а потом на свадебный пир пришел Воротынский. Он уже давно понял, что, отсылая захваченную турецкую казну в Александровскую слободу, Хворостинин действовал по приказу царя, а не из желания самостоятельно прославиться, а потому перестал сердиться на своего боевого товарища. Бывший воевода Большого полка сидел за столом на почетном месте рядом с Дмитрием Ивановичем и его женой. Вместе с отцом на свадьбу пришел его старший сын Иван Михайлович, уже известный воевода.

Рядом с ними сидел князь Иван Петрович Шуйский, командовавший Сторожевым полком в битве при Молодях. Он был без жены, поскольку все время проводил в походах и не мог найти себе подходящую пару.

С мужской стороны за угловым столом среди гостей были Гордей Старый с сыновьями Петром, Борисом и Глебом. Гордей стал уже дьяком Бронного приказа и отвечал за строительство гуляй-городов для войск всего Московского царства.

Петр быстро пришелся по душе купцу Конону Полесскому за его общительность и предприимчивость. Купец предложил ему стать торговым представителем в Смоленске. Петр согласился.

Рядом с Гордеем за столом сидел Степан Литвин. Ему на следующий день назначили встречу в Посольском приказе. Надо было ехать к германскому императору вести с ним переговоры о выдвижении Федора Иоанновича на польский престол. В большой и представительной делегации Степану определили место толмача.

С женской стороны за столом сидела жена Гордея Наталья, дочь Настя и Арина Полякова. Она приехала вместе с Петром из Смоленска на свадьбу сестры. Арина теперь заведовала госпиталем в Свято-Троицком монастыре, и архимандрит Дормидонд отпустил ее только ненадолго. Петр, познакомившейся с сестрой Евфросинии поближе в течение долгих совместных поездок, предложил ей выйти за него замуж. Она согласилась, но со свадьбой попросила пока не торопиться.

От Ивана Васильевича в разгар свадебного пира приехал посыльный с подарком. Это был рында Борис Годунов. Узнав кому предназначается подарок, и поминая доброе отношение князя к себе, он сам вызвался передать его Хворостинину. Это была шуба с царского плеча — знак особого благоволения царя к воеводе и к его жене.

Придя на пир, Годунов передал подарок, произнес тост в честь молодоженов и выпил за их здоровье чашу с хмельным медом.

Годунова пригласили за свадебный стол. Он попервоначалу отказывался, ссылаясь на то, что вместе с ним племянник Степан. Позвали и Степана, который ждал дядю на улице, держа под уздцы их коней.

Бориса Годунова, как царского посланника, посадили за прямой стол, рядом с отцом Иллиодором. Он немного смущался оказанной чести, и священник успокаивал его рассказом о том, как он жил в Свято-Пантелеймоновом монастыре. Молодой рында заинтересовался его рассказом, стал уточнять, почему Константинопольский патриарх выше по статус, чем московский митрополит и почему русским епископам нельзя самим себе избрать патриарха.

Племяннику Годунова только исполнилось 15 лет и поэтому его посадили на свадебном пиру за «кривой» стол, рядом с Авдотьей, которую Хворостинин в начале пиршества публично нарек своей дочерью. Это было не по правилам, но места с мужской части стола не оказалось.

Пока все поздравляли молодоженов, Авдотья, на правах хозяйки, следила за тем, чтобы тарелка, которую им дали на двоих со Степаном, была наполнена лучшими кусками рыбы и мяса.

Как-то так, само собой, вышло, что Авдотья стала рассказывать Степану о том, как помогала матери ухаживать за раненными в гуляй-городе, а заодно про то, как шла битва при Молодях. Этот рассказ племянник Годунова выслушал с нескрываемым интересом. Сам он мог поделиться только сплетнями из придворной жизни, в которых выглядеть героем было достаточно трудно.

В какой-то момент празднества Авдотья ненадолго вышла из-за стола, сославшись на желание подышать свежим воздухом, а вернувшись продолжила развлекать племянника Бориса Годунова рассказами о своих приключениях. В палате, в которой шел свадебный пир, стало жарко, Авдотья расстегнула ворот своего платья, но из зала больше не выходила.

Михаил Черкашенин сидел за прямым столом вместе с братом Дмитрия Ивановича Андреем Ивановичем. Оказалось, что они уже встречались несколько лет тому назад, во время отражения одного из набегов крымских татар и им было чем поделиться друг с другом.

Донской атаман взял на свадебном пиру слово и сказал то, что никто другой не говорил:

— Мне легко и радостно с вами, мои братья и сестры! Всю свою жизнь я провел в далеких донских степях, сражаясь с кочевниками. Хотел защитить русский народ от их смертоносных и разорительных набегов. Все это время прошло в ожидании того, что когда-нибудь мы будем спокойно жить, ничего не опасаясь.

Вот здесь и сейчас я чувствую, что ради такой жизни я и ходил на Азов, на Перекопь, бил татарские и ногайские отряды, которые шли на Русь. Мой сын женится на сестре воеводы Дмитрия Ивановича Хворостинина Анастасии. Это прекрасная пара. Они вместе прошли весь ужас татарского пленения, выжили, сохранили свои духовные ценности, вернулись обратно и приняли участие в борьбе с врагом. Пусть и дальше их жизнь будет полна не только тихих семейных радостей, но и героических деяний.

С середины свадебного пира молодые ушли к себе в опочивальни. Молодых провожали дружки и свахи. Проводы сопровождались музыкой и шумом. Спустя два час молодых разбудили и позвали обратно за стол. Теперь они уже ели и пили.

Застолье второго дня называлось — «сырный стол». Во время этого застолья совершалось разрезание сыров. Дружко Хворостинина, а им был князь Михаил Иванович Воротынский, по старшинству вызывал сначала родственников молодой, затем молодого и просил их принять угощение — чашу хмельного меда и положить какую-нибудь закуску «на сыры».

В этот день новобрачные пошли к вырытому во дворе купца колодцу и стали кидать в воду деньги, кольца, краюшки хлеба, отрезанные от свадебного каравая. Делалось это, на счастье. Однако, когда Анастасия наклонилась к колодцу, чтобы кинуть в него кусочек свадебного пшеничного каравая, застежка ее монисто неожиданно расстегнулась, и украшение упало прямо в воду.

Евфросиния, которая стояла рядом, вся побледнела, но промолчала. Авдотья же, которая ни на шаг не отступала от матери, по простоте душевной, прошептала народную примету:

— Порванное ожерелье упало в колодезь — к смерти близкого человека.

Шепот Авдотьи услышал только Дмитрий Иванович, который стоял за ее спиной. Он яростно зашипел на свою падчерицу, но та сама поняла, что сказала лишнего, закрыла от смущения лицо руками и убежала в купеческие хоромы.

После гадания у колодца Михаил Черкашенин с Данилой распрощались со всеми и поехали в Коломну, где еще стоял гуляй-город — забрать пленных. Там их ожидали также полсотни казаков, которые должны были сопровождать пленных до Азова.

Дмитрий Иванович буквально через день после свадебного пира увез жену и Авдотью в свое поместье, что располагалось вдоль берегов реки Ухора. Вместе с ними поехала и Анастасия Черкашенина.

Женитьба Дмитрия Ивановича Хворостинина на Евфросинии Поляковой оказалась счастливой. Вскоре у них родился сын — Иван, через год еще один — Юрий, а еще через год третий сын — Григорий.

Евфросиния оставила знахарство, настрого запретила им заниматься Авдотье и полностью посвятила себя воспитанию сыновей.

Предметом ее забот стал также присмотр за обширной вотчиной Хворостининых. Как было написано в учебнике по организации хозяйства того времени — «Домострое» — она заботилась, чтобы были «в погребе и на ледникех, и на погребицех хлебы и колачи, сыры, яица, забела, и лук, чеснок и мясо всякое, свежее и солонина, и рыба свежая и просольная, и мед преснои, и ества вареная мясная и рыбная студенью, и всякий запас естомои, и огурцы и капуста соленая и свежая и репа, и всякие овощи, и рыжики, и икра, и росолы ставленыя, и морс, и квасы яблочные, и воды брусничные и вина фряжские, и горючие и меды всякие, и пива сыченые и простые, и брага».

Деверья встретили приход Евфросинии в семью хорошо, никогда не попрекали ее тем, что она не княжеского рода.

Братья Федор и Андрей вскоре сами женились и завели детей. Брат Петр посвятил всего себя царской службе, и жениться так и не удосужился. Евфросиния подружилась с женой Андрея Ивановича Евгенией и часто присматривала за племянником Иваном, когда ее подруга хворала. В нарушение зарока, своих близких она лечила травами и кореньями.

По прошествии недолгого времени после свадьбы Хворостининых в их ухорскую вотчину приехал молодой Степан Степанович Годунов. Юношу приняли на службу к царю рындой. Рассказ Авдотьи на свадьбе о приключениях в гуляй-городе произвел на него неизгладимое впечатление, и он решил просить ее руки у родителей.

А может быть это Авдотья проведала, что дядя Степана вскоре сильно продвинется во власти и приворожила на свадьбе матери молодого Годунова. Ведь что ей было делать в семье вторично вышедшей замуж матери, даже если она знала, что Дмитрий Иванович очень хорошо к ней относится? К тому же мать запретила ей заниматься знахарством, а другого ремесла она не знала.

Рецепт приворотного зелья молодой знахарке сообщила бабушка, и сделала это без ведома матери, служившей в то время помощницей ключника у наместника Шуйского.

По наставлению бабушки надо было отварить два больших пучка дурман-травы, собранной в августе месяце в полнолуние, выпарить из отвара воду и смешать образовавшийся белый порошок с жиром бобра. Такой мазью девушка должна была намазать себе кожу на шее и груди и находиться некоторое время рядом с парнем, которого хотела приворожить, развлекая его при этом разговорами. От тепла тела содержавшийся в мази дурман испарялся, юноша вдыхал его пары смешанные с запахом девушки, и навсегда привязывался к своей собеседнице. После этого один звук голоса девушки сводил привороженного парня с ума, и с ним можно было делать все, что угодно.

Бабушка предупредила Авдотью, что ей самой нельзя употреблять это зелье, но почему не объяснила. Наверное, по старости и болезни запамятовала. При бегстве Поляковых из лесной избушки после угроз Паисия Авдотья прихватила с собой один из приготовленных бабушкой горшочков с приворотным зельем.

В наше время запахи, подобные запаху дурман-травы, называют ферамонами. Лабораторные исследования установили, что тот, кто их применяет, может без труда управлять поведением своего партнера. Известно сейчас и то, что регулярное использование мазей, содержавших ферамоны, оказывает негативное воздействие на способность женщин рожать детей.

Дмитрий Иванович и Евфросиния благословили женитьбу Степана и Авдотьи. Свадьбу сыграли по-тихому, тут же, в вотчине.

Обвенчал молодых священник Иллиодор, который по случаю приехал проведать семью Хворостининых.

Евфросиния подарила дочери на свадьбу семейную икону Авдотьи Веснянки, отец — «Хронограф», а Иллиодор — рукописный зельник «Прохладный вертоград». Эта книга была посвящена описанию болезней и способам их лечения.

Получив подарок от Иллиодора, Авдотья наугад открыла книгу посередине и, бегло, прочитала:

— Трава мачеха, растет лопушниками, одна сторона бела, а листочки что копытцы, а корень по земле тянется, цвет желт, а у иного цвету нет… Аще у кого утроба болит, корень парь да хлебай, — поможет.

Эту траву она уже знала по рассказам бабушки и матери.

Однако дальше в книге было много других полезных советов, например, как можно бороться с моровыми поветриями.

После свадьбы Авдотья переехала с мужем жить в Москву. Там молодые поселилась в Кремле в палатах у дяди Степана — Бориса Федоровича Годунова, поскольку отец мужа находился в это время в дальнем военном походе.

Предсказанье Авдотьи у колодца оказалось роковым. Данила из похода вскорости не вернулся. Через два месяца после его отъезда от тестя пришло письмо, в котором говорилось, что Данилу взяли в плен турки в Азове и отправили к Девлет-Гирею в Крым.

Анастасия, узнав о пленении мужа, загоревала. Доставшийся ей от отца цельный и крепкий характер требовал действий. Существовавшие в старом русском обществе ограничения для женщин никаких самостоятельных действий не позволяли. Этот внутренний конфликт она какое-то время переживала, а потом решила избыть постригом в монахини. Постриглась она в Вознесенском монастыре, что находился в Кремле, и нарекли ее сестрой Леонидой.